Легенда гласит, что около двухсот лет
назад Керженецкий глухоманный край слыл непроходимой лесной чащобой.
Редко забредал сюда человек. Только жители заволжских скитов и
умели находить здесь заветные тропки. От одного бугорка к другому,
от старой березы к сосне приметной, по своим собственным засечкам
пробирались они в лесную глушь в поисках лесного меда да охотясь
на зверя и птицу. Говорят, что край этот когда-то давным-давно
несметно богат был. И золотишко здесь добывать, и рожь вырастала
гуще сегодняшней, и лен длиннющий да мягкий, как шелковый, на
красные рубахи годился, мед духмяный в каждом скиту варили, а
грибов да ягод по лесам хоть косой коси. У куда все делось… Ничего
уж путного сейчас и не найдешь, окромя торфа болотного да песку
сыпучего. Болота да гнус, сосны да песок, ну, бывает, враз откроется
где-нибудь за холмом озеро и опять потянется бугристая песчаная
равнина с чахлыми кустами и сухостоем.
А в былые-то времена жил здесь народ крепкий,
кондовый, умел вериги вязать, сапоги валять, топоры и гвозди ковать.
Безбедно жили, да вот поселился в лесах этих злой леший-колдун,
по прозвищу Культей. Откуда взялся – кто его знает, а только ведомо
ему было о богатствах здешней земли. Решил сам золотишком поживиться
и заказал людям за Керженец ходить. Окружил свое царство колдунское
болотами непроходимыми, перегородил тропки реками да трясинами.
Пойдешь за речку Черную, за речку Вишню, за Рустай-реку – почитай
пропал. Засыпат Культей песком, придавит упавшим деревом, заманит
да и утопит в болоте, а то в камень-голыш превратит, эвон сколько
их по лесам керженецким раскидано.
Был у одного кузнеца в большом тогда
селе Лыкове статный конь караковый, а у того коня подруга–кобылица
была белой масти. И родился от той любви жеребенок. Конек прыткий,
веселый да увертливый. То-то радовался кузнец, да не долго. Увел
Культей темной ночью кобылицу в свой табун, только ее и видели.
Затосковал конь, и у кузнеца дела плохо стали. Взял он коня с
жеребенком да и ушел в леса Культея искать. А тот ему одну преграду
за другой ставит. Хотел за Керженец идти, а тут левый берег стеной
стал. Нашел конь песчаную отмель, разбежался, вспрыгнул на берег,
а Культей песчаную гору насыпал. Перепрыгнул и ее – там болото
непроходимое перед ним расстелилось. Устали, выбились из сил и
кузнец, и конь. Только жеребенок-конек неугомонный весело скачет,
туда-сюда мечется. Видит Культей, не могут уж кузнец и конь с
ним совладать, обрадовался и в камни их превратил. Лежат будто
те камни высотой до двух метров в сосновом бору на полпути к Ветлуге.
Точь-в-точь кузнец старый с бородой да в шапке и конь горячий
караковый красными боками в траве посверкивает. Сказывают, в ненастье,
в грозу или когда ветер сильный дует, оживает конь-камень, бьет
копытом, трясет каменной гривой, ржет-гремит, что есть силы, и
искры из ноздрей летят. Вот откуда громы и молнии-то берутся…
Только малого конька никак Культею не словить и в камень не обратить.
Перехитрил он Культея: то камнем-валуном
прикинется, то опять жеребенком скачет. Бывает, увидит лесной
человек его среди деревьев, подойдет ближе – а это камень лежит
и в землю врос. И все бы ничего, а только придет в другой раз,
ан нет камня-то на том месте. Пропал, затерялся. С год-другой
не слышно не слышно о коньке ничего. Пока другой охотник, задержавшись
в лесу, в вечерних сумерках снова на него не наткнется, глядь,
а жеребенок опять в камень оборачивается – не дается людям. И
к тому камню никто не приводил людей во второй раз. Придут на
то место, а камня опять нет. И в третий раз найдут жеребенка-камня
в чащобе, и в четвертый, но совсем в другом месте, только везде
вскорости исчезает он, будто и не было. Мечется конек между Керженцом
и Ветлугой – никак логова Культеева не найти ему…
Есть и другая легенда. Что споткнулся
в этом месте конь проклятого Батыя и хан в страхе суеверном повернул
свои войска к югу, вспять от заповедных лесов северной Руси. И
здесь, в междуречье Керженца и Ветлуги, захлебнулось нашествие.
Встали на его пути вместо павших дружин Георгия Всеволодовича
русские леса, повернули к недругам свои гневные очи. И отхлынула
орда, сила степная, перед их неодолимой стеной…
